РЕФОРМА
| НАУКА И ТЕХНОЛОГИИ РЕФОРМА | ОГЛАВЛЕНИЕ |
Споры между старым академическим лобби и более молодыми и прагматично настроенными учеными о реформировании (читай: сворачивании) отечественной науки давно зашли в тупик. Специалисту, сделавшему научную карьеру в советскую эпоху, просто невозможно смириться с тем, что Россия в отличие от СССР не может поддерживать фронт исследований по всем направлениям. Но сворачивание идет само по себе - скудных бюджетных процентов, размазываемых по всем академическим структурам, никому из них не хватает.
Между тем выход давно известен: мир пошел по пути глобального разделения научного труда. Каждая страна поддерживает прежде всего те направления фундаментальной и отраслевой науки, где имеет неоспоримые конкурентные преимущества, причем часто оказывается, что как раз эти направления в состоянии прокормить себя сами. Коммерческий успех сибирского Института катализа - лишнее тому подтверждение.
Химия и, в частности, химия катализа - область, где советская наука всегда задавала тон. Накопленные за прошлые десятилетия наработки, квалифицированный персонал и смещение центра тяжести с фундаментальных на отраслевые направления исследований позволили обычному академическому институту превратиться в благополучную исследовательскую компанию, в которой доктора и кандидаты не только занимаются химией, но и получают за это вполне приличные деньги. Многое, что делал Институт катализа в период резкого сокращения бюджетных поступлений, может показаться тривиальным. Реструктуризация, сокращение персонала, работа по четко сформулированным заказам стали общепринятой практикой выживания для многих российских компаний. Но почти никогда для научных учреждений, тем более для академических.
В развитии науки о катализе первый директор института академик Георгий Боресков сыграл ту же роль, что Королев в ракетно-космической отрасли, а Курчатов - в атомной энергетике. До 50-х годов катализаторы подбирали в основном методом проб и ошибок. Боресков, создав в 1957 году в Новосибирском академгородке Институт катализа, заложил и идеологию для развития новой науки, отличную от той, что по сей день существует на Западе. Институту катализа повезло, когда после смерти академика Борескова его возглавил Кирилл Замараев. Еще 1985 году он создал в институте бригаду экономистов, которая должна была обсчитывать экономические эффекты и выбирать наиболее удачные направления исследований. Решение это тогда не одобрила большая часть ученых. Но несколько лет спустя оказалось, что Замараев был прав.
Когда в начале 90-х бюджетное финансирование науки сократилось, руководство Института катализа на закрытом совещании констатировало: со временем бюджетные проблемы будут только нарастать. С этим надо было смириться и определить дальнейшую политику. О ней рассказывает заместитель директора Института катализа имени академика Борескова СО РАН Сергей Кильдяшев.
- Институт катализа - одно из немногих прибыльных научных учреждений России. Какова структура его доходов?
- Что касается государственной бюджетной политики, прошлый год отличался в лучшую сторону. Поэтому ограничусь тем, что было в позапрошлом: почти половину доходов мы получили от коммерческой деятельности, четверть пришлась на бюджетное финансирование, еще столько же - на различные конкурсные источники, фонды и программы, отечественные и зарубежные.
- Что определило коммерческий успех института?
-Я не знаю более прибыльного бизнеса, чем наука. Она более рентабельна, чем производство программного обеспечения, она прибыльнее, чем даже бизнес в области телекоммуникаций. Есть технологии, рентабельность которых достигает и ста процентов, и двадцати восьми тысяч процентов!
В отличие от многих сибирских академиков, наивно полагавших, что центр даст им денег, мы быстро поняли, что экономика будет стагнировать еще долго. Существовало два варианта действий. Первый - все более тонким слоем размазывать пересыхающий бюджетный ручеек по персоналу. Большинство сотрудников тогда удастся сохранить. Но первыми уйдут из института сильнейшие - и станут заниматься не тем, в чем они действительно профессионалы.
Второй вариант заключался в том, чтобы из тысячи человек выбрать ключевых и в несколько раз увеличить им зарплату. Работая на теме, хорошо "упакованной" финансами, они будут получать хорошие деньги, а специалисты, которые продолжают заниматься тем, что делалось последние двадцать лет, будут жить на ту самую "социальную пенсию", которая в представлении правительства России необходима научному работнику. Нам предсказывали социальные конфликты и напряженность. Но это было стратегически верное решение. Через полгода после введения новой системы оборот института вырос раза в полтора.
Заодно мы ликвидировали все посреднические фирмы, которых вокруг института развелось немеренно. Через них прокачивали различные хозяйственные договоры, фирмы отстегивали себе маленький процент и пухли на том, что имели очень большие обороты. И институт решил девяносто процентов прибыли оставлять в распоряжении исполнителей хозяйственных договоров. В целом он работал себе в убыток, но все посреднические конторы посыпались сразу же. Мы выиграли у посреднических фирм и сохранили свои связи с отечественной промышленностью. А когда связи уходят к посреднику, теряется привычка общения командиров института и командиров промышленности.
Нужно было еще и разворачиваться на Запад, где есть деньги и стабильность. Не ложиться под них, а сотрудничать. И в структуре института была создана профессиональная внешнеэкономическая служба.
Сейчас среди наших клиентов практически все ведущие химические компании мира. Во всяком случае, из первой десятки мы сегодня не работаем только с тремя. Сегодня по количеству сделок с зарубежными компаниями мы, может быть, и не обгоняем какой-нибудь соседний институт Сибирского отделения РАН, зато работаем очень близко к мировым ценам.
- Когда есть мировой авторитет, и договариваться легче...
- Зная, что наша технология интересна двум компаниям, одна из которых держит двадцать, а вторая семнадцать процентов мирового рынка, мы стараемся вызвать сцены ревности.
Но дело, конечно, не в этом. Имея авторитет научной организации, которая может выдавать сугубо коммерческие вещи, мы легко можем договариваться о заказных исследованиях. Если западная компания предлагает институту сделать катализатор, который никто еще не делал, то цену мы формируем не "от живота". У нас есть способ подсчета, основанный на представлениях о том, каковы будут расходы этой корпорации, если она возьмется делать те же исследования сама. Прочувствовав эту границу, мы обычно предлагаем чуть-чуть дешевле...
Кроме того, если разработка, скажем, позволяет производить на два процента больше бензина из того же количества нефти, нужно просто оценить, что такое эти два процента для страны, которая технологию закупила. Конечно, если за душой у разработчиков пять экспериментов на уровне пробирки, они могут радоваться и десяти процентам от потенциальной прибыли. Но если есть, например, демонстрационная установка, ее авторы могут рассчитывать уже на тридцать процентов.
В старых справочниках приводилась такая оценка значения катализа для советского народного хозяйства: с помощью каталитических технологий производилось 15% национального продукта. По некоторым данным, в США сейчас треть ВНП получают с участием каталитических процессов. До 90% новых химических процессов, находящих промышленное применение, обусловлено действием катализаторов. Но катализ это не только химпром. Это и новые топлива, нетрадиционные источники энергии и рациональное использование сырья. |
- А как формируется портфель коммерческих проектов?
- Первый источник доходов - лицензии. Время жизни патента восемнадцать-двадцать лет. Мы переуступаем права на определенную технологию на определенной территории и на определенное время. Правда, Россию всегда оставляем за собой.
Второе - исследования по заказу. Например, есть у нас базовая идея, но нет средств на ее развитие. Если какая-нибудь компания находит идею привлекательной, ей будет предоставлено право использовать ее.
Третье - это услуги. Если кому-то надо получить полное представление о катализаторе, у него есть два пути: размазать это по куче университетов или отдать нам. Мы все сделаем и опишем.
- Ваш институт не очень любит делиться информацией о своих деловых отношениях. Однако хотелось бы подробнее узнать о проектах с компаниями Du Pont и Monsanto, о которых уже говорилось публично.
- В одном из своих производств Du Pont использовала фосген, всем известный еще по курсам гражданской обороны. При его соединении с углеродом, использовавшемся в качестве катализатора, получались токсичные выбросы. Американцы собирались строить очистную установку за два миллиона долларов, ее обслуживание обходилось бы в триста тысяч ежегодно. Но когда Du Pont испробовала наши углеродные синтетические катализаторы, выбросы исчезли.
Что касается сотрудничества с Monsanto, то если бы так шло везде, не надо было бы работать - только деньги получать. В качестве отходов на одном из их заводов получалась закись азота, попросту веселящий газ. В поисках способов его утилизации Monsanto наткнулась на наш патент на производство фенола из бензола с использованием закиси азота. Компания решила построить завод по утилизации веселящего газа. Вся прелесть заключалась в том, что производимый при утилизации фенол мог быть использован в основном производстве. В результате решались и проблемы экологии, и упрощалась производственная схема. Было подсчитано, что даже если специально производить закись азота, схема обладает коммерческим потенциалом, и разница в ценах на конечный продукт получается очень существенная.
- И какой доход это принесло институту?
- Сумма, которую мы уже получили, выражается семизначным числом. Сколько мы будем получать в дальнейшем, зависит от того, как Monsanto развернет этот бизнес.
- Вы говорите в основном о работе с западными компаниями. А как строятся отношения с отечественными?
- С отечественной промышленностью работать очень трудно. И так будет до тех пор, пока не произойдет окончательного перераспределения собственности. Постоянно меняются хозяева, руководители, философии. К тому же в стране сейчас нет длинных денег. Это проблема, ведь, чтобы сделать качественный продукт, нам нужно от трех до пяти лет.
Отдельные случаи сотрудничества с российскими производителями у нас есть. Однако большинство россиян сейчас старается купить американские катализаторы. А вот СКБ "Катализатор", существующее при институте, более шестидесяти процентов производимых катализаторов отправляет на экспорт, причем в основном в США. После того как там ввели запреты на использование некоторых токсичных компонентов, в нашем институте очень быстро был разработан катализатор, который их не содержит. Это, на мой взгляд, прямая демонстрация рентабельности этого бизнеса.
- У научно-исследовательского академического института свой образ жизни. В нем все ориентировано на открытость. Должны созываться шумные семинары, а ученый, сегодня родив идею, завтра должен ее опубликовать. Каждый волен выбирать то направление, которое ему нравится, и заниматься исследованиями в течение десятилетий. Прекрасно, когда твое любопытство кто-то финансирует! Так была устроена классическая наука, и такой кусок должен существовать всегда. Так создается база, а мы и сейчас пользуемся тем, что сделано много лет назад.
А в фирме все наоборот. Никаких публикаций. Все очень секретно. Если ты работаешь по актуальной теме, ты поражен в правах. Есть жесткая дисциплина: ученый должен выдавать результаты в установленные контрактом сроки.
Институт сейчас находится в процессе раздумий. Нужно выходить на новый этап, наши будущие доходы должны быть выше на порядок. Сейчас, например, мы можем заключить многомиллионный контракт. Для этого необходимо, чтобы на протяжении нескольких лет у нас работала группа из двадцати человек. Все должно быть эффективно организовано, им должны вовремя подтаскивать реактивы, покупать авиабилеты. Но кроме того, эти люди должны в нужное время молчать...
На долю нынешнего директора института Валентина Пармона выпала задача сопрячь два образа жизни. Как это должно выглядеть организационно, никто не знает. Но нужно суметь соединить два разных потока денег и два разных способа управления. Причем с одними и теми же людьми.
Интервью записал Виктор Титов
© Эксперт, #19 от 25.05.1998